упороться без веществ? умею, практикую.
а еще я бесчестный.
падаван, айм соу сорри - я просто торопился ради тебя
думать больно, как я кромсал этого Франкенштейна - мне необходима реабилитация.
Цифровая тень
Автор: .Misery
Фэндом: Watch_dogs
Персонажи: Эйдан Пирс
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Психология
Предупреждения: у нас ругаются
Комментарий:
нет, я не работаю на Ubisoft, хотя было бы неплохо.
нет, я не курю и не употребляю, хотя и похоже.
да, я люблю выдумывать и временами вангаю.
нет, мне не стыдно.
и, да... по крайней мере вы знаете, что будет, если вы это утащите без предупреждения.
Весь мир функционирует по одной четко отлаженной системеВесь мир функционирует по одной четко отлаженной системе, без особых сбоев действующей испокон веков и на которую человечество, словно бирку на палец в прозекторской, навесило немного обидный ярлык «рутина». Вся суть неприязни сводится к тому, что рутина безжалостно затягивает в себя, словно в смрадное болото, отупляет раньше срока и за ней настолько непроглядная тьма безысходности, что впору повеситься от однообразия в ближайшем дверном проеме.
Однообразие — вот, что пугает людей настолько, что они готовы бросить старую жизнь на задворках, не задумываясь о, зачастую, неприятных последствиях. Бежать любыми способами, какие только может выдумать изощренный ум простого обывателя. Кто-то тратит последние сбережения на покупку изрядно потрепанного фургончика и, затолкав в него всю оставшуюся утварь, отправляется колесить по штатам, заглядывая к ближайшим соседям через границу. Другие записываются на курсы парашютного спорта и срывают голос, паря на высоте трех тысяч метров. Третьи изучают надписи на этикетках бутылок и их содержимое в трущобах Чикаго, а кто-то лежит на замызганном матрасе ближайшего притона и, слюняво бормоча, под обратной стороной век изучает миры реальные и иллюзорные.
У каждого из них свой способ сбежать из реальности, но все они не способны заметить одну очевидную вещь — в своем бегстве они подменяют одну рутину другой. Однообразие рабочих будней сменяется однообразием жестокого похмелья, становящихся болезненными наркотическими приходами, изнуряющими поездками в пропахшем бензином и стеклоочистителем фургончике по разбитым дорогам в поисках давно изученных на карте и по телевизору мест.
Все вокруг рутина, заезженная пластинка с известной, избитой песней и при попытке побега каждый остается все в том же болоте безысходности от которого лишь два пути спасения — несколько грамм свинца и по-детски наивное, но верное изменение точки зрения по отношению к миру.
Она не бежала от рутины.
Она вообще не признавала этого слова, предпочитая ему другое, уважительное - «постоянство».
В повторяемости каждодневных событий ей виделась иллюзия стабильности и это было приятно — знать, что завтра, как и сегодня, она вновь выйдет на пробежку ровно в половине седьмого утра. Поставит в телефоне бодрую музыку из плейлиста «утро» и, кивая случайным прохожим с вежливой улыбкой и получая точно такие же крупицы внимания в ответ, в легком темпе пробежит три квартала. Она никогда не выходит за пределы своего маленького устоявшегося мира, словно боится — определенно боится — что ее заметят, вычислят, что у них будут проблемы и вся эта ватная вселенная с мягкими стенами, которую они с такой скрупулезностью выстроят вокруг себя, разрушится под тяжелыми ударами реальности.
Она потратит на пробежку ровно полчаса и вернется домой в тот момент, когда Эйдан наконец найдет в себе силы выбраться из под теплого одеяла и будет слоняться по дому такой привычно непричесанный и уютно-сонный в поисках нужных ему вещей. Талантливый программист, он всю ночь просидит над своей техникой и заснет глубокой ночью под мерный шум системных блоков и это тоже часть «постоянства».
Часы покажут девять, когда тосты вылетят с негромким щелчком, в красной турке закипит кофе; они будут завтракать вместе и за чашкой кофе она бегло просмотрит новостную сводку, потом Эйдан посмотрит на часы и заторопится. Шнуруя кроссовки с зажатым в зубах тостом он привычно попытается что-то сказать ей, а она с улыбкой поцелует его в щеку. Затем дверь захлопнется и она вернется в свою комнату, чтобы надеть деловой костюм и забрать приготовленный с вечера портфель с документами.
Дни сменяли друг друга, она ежедневно выходила на пробежку и все повторялось снова и снова с малозначительными и не смертельными для системы изменениями — это было чем-то вроде ритуала, гарантировавшего восход солнца. Жрецы древности приносили многочисленные жертвы своим кровавым богам, а она старалась следовать заведенному распорядку, словно это могло уберечь их маленькую вселенную от бед.
Но сегодня это заклинание дало сбой.
Она не сразу поняла, что с первым же звонком в дверь ее ритуал потерял силу. Уверенная в том, что это Эйдан забыл важную для него мелочь вроде мобильного, она без колебаний и вопросов открыла дверь и даже не успела измениться в лице, когда неизвестный визитер грубо втолкнул ее обратно и зашел следом. Зазвенели упавшие на пол ключи — те самые, что каждый день лежали на столике у входа по правую руку и привычный мир дал трещину, но всю ее глубину она ощутила лишь тогда, когда взгляд пересекся с черным провалом девяти миллиметрового пистолета.
Джон Леннон однажды сказал: «Жизнь — это то, что происходит с тобой, пока ты оживленно строишь другие планы» и эта цитата разошлась по миру с не меньшим тиражом, чем альбомы «The Beatles».
Человек ни разу не ницшеанский Бог, которому снится, что он человек, не особо далеко ушедший по дороге эволюции от обезьяны, разве что избавившийся от переизбытка волосяного покрова на теле.
Человек — это посетитель, сидящий за столиком в дорогом итальянском или дешевом китайском ресторане, в то время как мимо на широких блюдах проплывают деликатесы и немыслимые яства, за которые всегда приходится платить. И, если средств, чтобы оплатить маленький личный Элизиум не хватает, то добродушный швейцар на входе с удовольствием проводит метким пинком до ближайшей выгребной ямы.
Иногда и впрямь лучше постоять перед закрытой дверью, вдыхая умопомрачительные ароматы, вслушиваясь в оживленные разговоры тех, кому повезло оказаться по ту сторону врат в своеобразные Елисейские поля и впитывая в себя саму суть собственного ничтожества.
Человек — лишь гость в собственной судьбе, глядящий непредсказуемое «кино» через толстое стекло реальности. Не разбить, как не бейся, пока по обратную сторону парень в сером костюме от Brioni убивает любимую женщину.
Какая польза от «Большого Брата»? Какая от тебя польза, сукин ты сын?
Он сбрасывает на пол бесполезную технику, разбивает о стену мобильный телефон и тот с гулким стуком падает на пол и по сенсорному экрану идет тонкая паутинка трещин, похожая на схему метрополитена.
Где-то на заднем плане монотонно бурчит диктор, перебиваемый бодрой музыкой новостной заставки — после такой какофонии импровизированного концерта невольно уверишься в том, что голод, смерть и прочие египетские казни, щедрым ливневым дождем спадающие на головы жителей стран третьего мира, это сущая ерунда, провожаемая легкими летними мотивами очередного выкидыша голливудской киноиндустрии, сладострастно зажевываемая свежим королевским бургером.
Дедушка Авраам в полосато-звездном цилиндре надает своей массивной тростью с орлом вместо набалдашника всем мудозвонам, возвращая на путь истинный — кто не хочет быть с нами, тот окажется под нами.
Спасение без вопросов о необходимости спасения.
При выстреле в упор, говорит лысеющий детектив с телеэкрана, на коже остается ожог и след пороха.
Пирс прикрывает глаза и слушает, слушает, слушает...
Ведь это так просто - выйти из собственной жизни, как выходят «белые воротнички» солнечным утром на оживленную улицу из распахнутых дверей собственных частных домов и дорогих лимузинов. В виске у него будет аккуратная дырка с обожженной по краям пороховыми газами кожей, а на стене, аккурат под криво висящей и довольно безвкусной картиной, расцветет красно-серый цветок с белыми осколками кости.
Своеобразный pop-art на ближайшей стене. Он должен понравится публике, этот кровавый лотос.
Он хмыкает и, присев на корточки, поднимает разбитый телефон.
За последний месяц Эйдан Пирс успел удариться о самое дно и вернуться на поверхность, сохранив в своем багаже то безмерное облегчение, которое забирал с собой каждый, кому приходилось терять единственного близкого человека. То низменное облегчение от осознания, что не придется просыпаться в холодном поту от малейшего шороха у входной двери, от любой тени на прозрачных занавесках.
Не придется параноидально снимать показания с камер видео наблюдения.
Утяжеляющее душу облегчение от осознания, что падать ниже больше не придется и все то дерьмо, что только могло случиться, уже случилось.
Система ctOS исправно отфильтровывала из многочисленных текстовых и голосовых сообщений информацию о готовящихся преступлениях — он не мог спасти всех, но теми пятью, девятью, двенадцатью жизнями словно бы выпрашивал прощения у Вселенной за то, что в свое время «не успел».
Каждому из нас приходится переживать период, когда необходим тот, кто надежно подхватит под локоть, проведет по щеке раскрытой ладонью и проникновенным голосом сообщит, что «все будет хорошо», даже если от этого «хорошо» остается одно лишь название. Возможно, не герой и не святой ни разу, но пока его цифровая тень ложится на беспокойно ворочающийся во сне город, у кого-то есть шанс на завтрашнее утро.
- Думаю, я убью тебя, - начинающий лысеть мужчина в сером костюме от Brioni в тонкую клетку неприятно усмехается, определенно возведя в абсолют спокойствие своего завтрашнего утра. Вся его обжигающая горло жизнь в дорогих ресторанах с продажными женщинами на коленях, как кружка с шикарным кофе, где осадок безжалостно смывается в раковину и провожается мерным жужжанием диспоузера — а поскольку ты — невероятно взбесивший меня сукин сын, я убью твою семью и всех твоих друзей.
Чужая смерть, вроде как, повышает твои собственные шансы на дальнейшую долгую и счастливую жизнь по причине изрядно снижающейся конкуренции, но некогда работавший на корпорацию «Блюм» и помогавший с разработкой ctOS бывший штатный сотрудник Эйдан Пирс не без труда изменил свою точку зрения на происходящие в жизни события и нажимает на курок чуть раньше.
- У меня нет друзей, и семьи у меня не осталось, - он без зазрения совести пинает воющего мужчину в простреленное колено и не без упоения слушает, как тот срывается на визг. Зажатый в руке смартфон выдает тихую трель завершенной операции и Пирс усмехается.
- И поскольку ты — невероятно взбесивший меня сукин сын, которого волнуют только деньги, именно их я у тебя и заберу.