Автор: .Misery
Фэндом: Assassin's Creed 3
Персонажи: Хейтем Кенуэй, Коннор Кенуэй
Рейтинг: G
Жанры: gen, angst
Комментарий: зарисовка, по большей части эмоциональная и не несущая в себе особую смысловую нагрузку, которая в будущем может переоформится в полноценный фанфик. сиюминутное желание, запечатленное в буквах.
вы не хотите этого читать
Даже о самом грустном рассказывают с улыбкой на лице. Такое ощущение, будто улыбка — единственное, что не способно отнять прошлое…
Осенние листья, словно пестрым ковром устлавшие дворик перед воротами форта Джордж, порывом ветра метнулись вверх, яркими птичками разлетелись во все стороны, покружились в стремительном хороводе под один им известный ритм и, отяжелев под тяжелыми каплями дождя, вновь упали на землю мокрыми комками. Пару вселенных назад, мгновениями раньше они сияли густой зеленой короной, а теперь лежали пожухлые, безжизненные… дерево отторгало их от себя, словно прокаженных, и они становились добычей бездельника-ветра. Их переливающееся золото было лишь отражением солнечного света – болезненным, кривым – оно гасло вместе с закатом и в сгущающихся сумерках листья выглядели ветошью – сморщенные, поникшие, сухие, принявшие свой истинный облик…
Странно гармонирующие с опустошением в глубине давно привыкшей к потрясениям души.
Хейтем никогда не жалел об ушедшем времени, не выстраивал воздушных замков на пепле реальности… Живи, как можешь, чувствуй, как умеешь и принимай прошедшее, как завершенный уровень существования. Это не было правильным или, напротив, в корне не верным – это просто было его выбором. И пусть лучше воспоминания останутся сухими, как факты донесений, чем будут восприняты с горечью на самом кончике языка.
Он прожил эти годы не для того, чтобы просить прощения за собственную жизнь.
Первый пушечный залп с подошедшего под британским флагом корабля стряхнул с форта остатки безмятежного затишья – словно громкая точка в приговоре, имя в котором еще не вписано рукой палача.
Когда волкам приходит время умирать, они не ищут путей спасения, не мечутся в клетке собственных надежд и пустых переживаний, не скулят, как лисица, загнанная в угол умелым охотником… Когда волкам приходит время умирать, они ложатся на холодную землю и ждут – презрительно, с молчаливым достоинством и единственным желанием – испустить последний вздох, крепко сжимая зубы на чужом горле и захлебываясь горячей кровью.
Даже если это горло собственного сына.
- Скажи мне, что тобой движет? Предрассудки? Кодекс? Указания старика, давно потерявшегося в старых обидах? Бедный Ахиллес - слишком хромой, чтобы угнаться, слишком старый, чтобы управлять…
Волчонок огрызается, пытается ухватить за руку, некрепко стоя на ногах, и наверняка мнит себя старым матерым волком, способным тягаться с себе подобными. Совершенно дикий мальчик с наивно-светлыми идеалами, еще не истоптанными реалиями жизни, в глубине души отчаянно желающий произвести впечатление на того, кто, не смотря ни на что, оставался отцом. Не глупый ни капли мальчик, потерявшийся в собственном невежестве, сцепляет пальцы за спиной в крепкий замок, зеркально отражая жесты Хейтема, смотрит на мир через одно ему ведомое окно с искривленными стеклами и молча изучает узор, вышитый на плаще магистра тамплиеров.
Обернись, посмотри на меня хотя бы сейчас, всего лишь раз, отец. Ты хочешь видеть меня именно таким?
А лучше, пока стена не дала брешь, не затопила шквалом непрошенного, отвернись… запри, уходя, тяжелую дверь на крепкий засов, не высовывай нос – все пройдет через год или два. А если нет, сложи в один ворох все вырванные воспоминания, ощущения, все с плотью и кровью – клянусь, больно будет лишь первые пару капель – и сожги, развеивая пепел на осеннем ветру. Так будет проще.
- Выбирая спасение одного, ты обрекаешь себя на созерцание гибели другого. Ты не можешь спасти всех, Коннор, и должен научиться сохранять то, что действительно можешь.
Что действительно хочешь. Но эти два понятия никогда не совпадают, не в этой жизни.
Видит небо, даже в самые темные моменты жизни он не желал подобного... обжигая легкие раскаленным воздухом горящей деревни и срывая кожу на ладонях, пытаясь пробиться к погибающей матери, сидя над телом убитого собственной рукой друга, почти брата, он верил в то, что смерть Чарльза Ли поставит точку в жестокой цепочке событий - словно ребенок придумал себе образ чудовища из старой сказки, уничтожив которое можно спасти свое маленькое королевство, забыв о том, что главный враг вовсе не человек – идея.
А приводит лишь к этому – к концу.
Пальцы Хейтема сжимаются на шее крепче, пара мгновений наедине, глаза в глаза, душа в душу… Лишь пара мгновений, висящих минут, наполненных тусклым молчанием и тяжелым уханьем крови в ушах и где-то в мыслях они уже сползают вниз по стенам своего маленького затхлого ада.
Вместе.
В последний раз.